Об Индии во многих аспектах я знаю больше его, особенно о её культурно-духовном наследии. Йогой он начал заниматься в Калифорнии, медитации до сих пор, к моему стыду, не пробовал, да и на хинди говорит с большим трудом, зато легко включает австралийский акцент. Я – русская, говорящая на китайском, и прожившая 13 лет в Китае и Гонконге. А живем мы в Америке. Глобализация во всей красе.

Об Индии во многих аспектах я знаю больше его, особенно о её культурно-духовном наследии. Йогой он начал заниматься в Калифорнии, медитации до сих пор, к моему стыду, не пробовал, да и на хинди говорит с большим трудом, зато легко включает австралийский акцент. Я – русская, говорящая на китайском, и прожившая 13 лет в Китае и Гонконге. А живем мы в Америке. Глобализация во всей красе.

В 19 лет, в первый год учёбы в китайском университете, я подхватила болезнь многих русских за границей – русофобию. Это когда стыдливо прячешь глаза в лифте, заслышав русскую речь, презираешь рашен блонди с километровыми ногтями в стразах. Чтобы отмежеваться, мимикрируешь под европейку а-ля натюрель: джинсы, кроссовки и минимум мейка. Экспатская тусовка, общение на английском, бойфренд – француз нереальной красоты и уровня крутости.

Бойфренд-француз по-европейски разделял бюджет и старался ни в чем меня не контролировать и не влиять на мои решения. Меня это устраивало. Мы были парой-картинкой. За несколько месяцев до конца учебного года он уехал во Францию. Встретиться запланировали летом в России, о которой я столько рассказывала с горящими глазами. Русофобство моё распространялось на соотечественников, но не на страну. Он загорелся проехать от Владивостока до Москвы на транссибирском поезде. (почему-то французы и другие разные иностранцы болеют этой идеей и этим поездом).

Поездка с самого начала не задалась: оказалось, что он встретил во Франции новую любовь, а в Россию приехал “потому что пообещал”. Ему все не нравилось, он постоянно язвил и жаловался. Неделя в поезде вдвоем была пыткой, спасал только байкальский омуль копченый в больших количествах и предусмотрительно запасенная стопка книг.

Последней каплей стал его комментарий, уже в Москве:

– Ты знаешь, у русских женщин такая дурацкая привычка. Носить сумку и целлофановый пакет. Им бы взять сумку побольше, но нет же, они возьмут маленькую сумочку, и целлофановый пакет. И чем лучше бренд на пакете, тем круче, Диор там или еще что. И уже сам пакет потёртый, нет же, всё равно….

В те годы это была чистая правда, и в другой ситуации я возможно и сама бы посмеялась, но это стало последней каплей в итак переполненной чаше. Во мне взыграла гордость и обида за себя, страну и этих девушек с потертыми пакетами, и я прямо посреди Манежной площади отправила его катиться обратно во Францию, раз ему так не нравится моя страна, наши девушки и я. На следующий день он улетел, и больше мы никогда не виделись.

По возвращению в Китай на следующий учебный год наступил другой период, ностальгический: только мы, русские, можем по-настоящему друг друга понять, всю нашу глубокую душу. В машине играла исключительно Земфира. Мои друзья вдруг все как один стали русскоговорящими. Им можно было сказать: а помнишь такую жвачку в детстве? И человек скажет: даааа! С ними можно говорить фразами из советских мультфильмов или рекламы 90-х. И тебя поймут. А не так: пока объяснишь, что за зверь такой Чебурашка, уже забыла, что ты про него хотела сказать.

Так прошло 8 лет. Личная жизнь, как и дружба, строилась исключительно на родном языке. Я даже выделила любимый типаж: русские мужчины, которые живут за границей. Пока не приехал один из Москвы и чисто по-русски не сказал: “Люблю, женюсь, все бросай, приезжай и ни о чем не думай – я обо всем позабочусь”, – это было так освежающе, что я собралась и поехала. После долгих лет в китайском бизнесе и в отношениях, где я была основной тягловой лошадью, очень хотелось платьице и на ручки. Вернулась в Россию на два года после 8 лет в Азии – и уже там почувствовала себя инопланетянином, неправильно интерпретирующим культурные коды.

— Ой, смотри, прямо на Красной Площади проститутки что ли?

— Варечка, это не проститутки.

— А кто?

— Это просто нарядные русские девушки.

— Ааааа!

Я помню конкретный момент, снова в Азии, когда что-то щелкнуло. Все люди для меня стали прежде всего просто людьми, а уже потом — национальность и личная история. К тому времени я уже активно занималась психологией, тренингами и ретритами, и день за днем видела огромное количество совершенно разных людей, управляемых одним и тем же: разговорами в голове «я недостаточно хорош», желанием быть правым, желанием нравиться другим… в общем, нашей банальной человечностью.

Как-то за ужином с китайскими партнерами, после переговоров, когда пошел задушевный разговор, я посмотрела на владельца фабрики, сидящего рядом, и поняла, что … я бы «да». C ним. Ничего за этим не последовало, но само осознание было революционным. За 13 лет в Азии у меня не было ни одного романа с азиатским мужчиной, они всегда казались мне какими-то не такими. Другими. На физическом уровне. Но это был барьер в голове, и в тот самый момент я поняла, что он упал.

Конечно, есть объективные различия между разными национальностями, культурами, мужчинами и женщинами. Но концентрация на различиях приводит к разделению – и как правило используется для оправдания себя, обвинения других и спихивания ответственности. Наши лучше, ваши хуже. Проще сказать, что фабрика не так выполнила заказ, потому что «этим китайцам нельзя доверять». Или списать проблемы в смешанной семье на «культурные различия», хотя дело в банальном отсутствии коммуникации.

В рамках этого соглашения есть вещи, которые проговорены. Но есть вещи «подразумевающиеся». Например, в современном институте брака предполагается, что партнеры не будут друг другу изменять. Вслух это не произносится, у алтаря никто не говорит: я обещаю тебе не изменять. Но ожидание такое есть, и оно идет как бы в комплекте с браком. И если ты это ожидание нарушишь, говорить: “Ну я же не обещал не изменять!” – не прокатит. Обещал. Самим фактом вступления в брак. Не обговорив обратное.

У каждого человека есть целая гора невысказанных, и даже часто неосознанных ожиданий от брака. Сложатся отношения или нет зависит от того, насколько быстро партнеры вскроют вот такие невысказанные ожидания друг друга и заключат словесный договор по каждому пункту, где они расходятся. Это так называемая «притирка». Большинство людей этого до брака не делает. Некоторые никогда не делают, предпочитая замалчивать и сглаживать. Лишний раз не копать. До поры, пока не рванёт.

В случае брака или отношений между людьми разных культур таких ожиданий просто может быть чуть больше. И их надо выяснить и проговорить. Копать придется чуть более активно – вот и вся разница!

Хотя и это не более, чем допущение. Мы с мужем сразу выяснили, что от отношений хотим одного и того же и по жизни сходимся в главном. Объединил нас и жизненный опыт в разных странах. Мы оба “непонятно что”, уже не можем назвать себя с полным правом чисто русской, индийцем, австралийцем, китаянкой или американцем. И это “непонятно что” у нас общее.

Были ли у нас притирки? Еще какие. Но я бы не назвала их культурными. Просто разные точки зрения двух взрослых сложившихся людей по некоторым вопросам. А то, что он не жевал в детстве такую же жвачку и не знает советских мультиков – разве это важно? Да и пошёл бы он, этот Чебурашка.